Луиза, еще раздумывая, заметила огонек в его глазах.
– Немного глубоко для брюк? – догадался Фергус. – Тогда я…
Он протянул ей руки, но Луиза отпрянула. Она закатала брюки к коленям и плюхнулась в воду, все еще сохранившую тепло лучей полуденного солнца. Что, если она промочит брюки? Все лучше, чем если он отнесет ее на берег, а это, подозревала Луиза, и входило в его намерения. Почему-то эта мысль вызвала у нее панику. Странное инстинктивное чувство пробудил в ней Фергус, что надо бежать немедленно, сейчас, или станет слишком поздно. Сделай шаг?
Фергус сжал руку Луизы и повел девушку по песку, прохладному под ее босыми ногами, к низкому травянистому берегу. Луну закрывали кудрявые облака, но в нескольких футах от воды можно было различить силуэт маленькой грубой лачуги.
– Подождите, я зажгу свет. – Он вышел вперед, распахнул ногой хлипкую дверь, и Луиза с трудом разглядела неясные очертания маленького стола, стульев, неаккуратной кровати. В следующий миг Фергус поднес спичку к фитилю штормового фонаря.
– Если нас кто-нибудь не опередил, здесь должен быть жир для жарки. – Он заглянул в деревянную коробку на высокой полке. – Нам везет! Дело за вами, Мари-Луиза. Хорошо готовите? На берегу груда плавников.
Он повел ее к сложенным на песке в грубый очаг кирпичам. Фергус быстро собрал сухой папоротник и сложил горкой плавники. Он прикрывал спичку рукой, пока сухой папоротник не загорелся.
– Посидите и посушитесь. Я почищу рыбу, и мы займемся делом. Рыба пожарится за это время! – Пока он стоял у доски на коленях, перебирая и взвешивая улов, Луиза вошла в лачугу и нашла там почерневшую сковороду, чайник, ножи, вилки, толстые эмалированные миски.
Она ходила по песку, собирая новые плавники и бросая деревяшки в разгоревшийся костер. К тому времени, когда рыба была готова к жарке, в сковородке, установленной на решетке над пылающими угольями, уже трещал и дымился жир.
– Отлично! – Фергус опустил на шипящую сковородку приготовленное им филе, и аппетитный аромат жареной рыбы смешался с резким запахом горящего чайного дерева.
Вскоре он разложил готовую рыбу по мискам.
– Горячие тарелки! Вам высший балл! – В его глазах появилась веселая искорка. – Знаете что? В умении обойтись подручными средствами вы превзошли даже первую Мари-Луизу.
Она чувствовала нелепую волну удовольствия от небрежно высказанного комплимента. Спокойнее, Луиза. Еще немного, и ты станешь такой же глупой, романтичной и податливой, как та другая, твоя тезка. В следующий миг она позабыла обо всем, поскольку Фергус подал ей горячую тарелку с аппетитным золотистым филе. Они уселись на песке, а тарелки поставили на колени. Чуть позже Фергус поднялся и бросил заварку в почерневший чайник, исходящий паром на тлеющих углях.
– Будет прискорбно, если вы любите молоко с чаем, Мари-Луиза.
– Все равно. – В ее теперешнем мечтательном состоянии ей на самом деле было все равно. Действительно, чай Фергуса, черный и сильно отдающий запахом горелого чайного дерева, казался бы ей самым восхитительным чаем, который она пробовала, даже если бы его налили в кружку с отбитой эмалью.
Затем они убрали за собой, вымыв кипятком тарелки и поставив посуду на место.
Вернувшись к костру, Фергус бросил охапку плавников на умирающие угольки, потом они снова присели у занявшегося костра.
Сегодня белая ночь, лениво размышляла Луиза, раскуривая сигарету. Луна, затянутая вздымающимися облаками, тускнела. На мягком белом платке ночного неба горошком высыпали слабые звезды. Гребни волн в заливе серебрила тихоокеанская луна.
Фергус обратился к ней, тихо и нежно:
– Мари-Луиза…
Непонятный инстинкт заставил Луизу отодвинуться, но Фергус опередил ее. Его рука накрыла ее ладонь.
– Почему вы дрожите, Мари-Луиза?
– Неправда!
Он притянул ее к себе, так близко, что она заметила темный блеск в его глазах. Он поднял руку, чтобы коснуться гладкой кожи ее лица, и теперь Луиза действительно дрожала.
– Разве не хочешь, чтобы я тебя поцеловал?
– Нет, не хочу! – Луиза боролась со своими чувствами.
– Но почему?
Она была смущена, неуверенна и знала только, что не желает небрежного, легкого поцелуя, только ради забавы. Что-то говорило ей: любить Фергуса – значит отдать ему сердце навсегда. Не будет спокойного расставания. Мудрее не рисковать, лучше остаться свободной и с целым сердцем, если еще возможно.
Она вырвалась, пытаясь придать своему смеху легкость и беззаботность.
– Я уже сказала, – перевела дыхание Луиза, – что не терплю бороду.
Удивительно, но он отпустил ее, просто посмотрел на нее тем пристальным взглядом, который мог запросто заставить ее отправить свое решение к черту, если она тут же не овладеет собой. Как в забытьи, Луиза услышала собственный голос, торопливый и немного визгливый.
– Не понимаю, зачем ты все еще носишь викторианскую прическу. Годовщина прошла, – она едва осознавала, что говорит, – так почему не сбреешь… бороду?
– Прости. – Он странно изменил тон. – Дело в том, что мне придется некоторое время носить ее. Ради особого события.
– Да? – Луизе с большим трудом удалось придать голосу беспечные и насмешливые нотки, но слова полились бурным потоком. – Что же еще? Новый юбилей?
На этот раз на ее колкость ответа не последовало. Она поймала взгляд Фергуса, который оставался таким же загадочным, но Фергус только вымолвил:
– Намного важнее. Я расскажу все, на днях. А пока…
Не успела она догадаться о его намерении, как он еще ближе притянул ее к себе, и, пока его губы искали ее рот, последнее, что она запомнила, – звезда, застрявшая в ветвях высокого чайного дерева. С Луизой случилось нечто необычное.